Александр Данилович Меншиков
в живописи и литературе
Юрий Панцырев.
«Пётр I и А. Д. Меншиков».
1980.
МЕНШИКОВ Александр Данилович (06.11.1673-12.11.1729 гг.) – государственный деятель, граф (1702 г.), светлейший князь (1707 г.), генералиссимус (1727 г.), ближайший сподвижник Петра I.
А. Д. Меншиков был сыном конюха. В детские годы торговал пирогами. Смышленого мальчика с приятной внешностью взял к себе в услужение Ф. Лефорт, швейцарец на русской службе.
С 1686 г. Меншиков был денщиком у Петра I, затем стал бомбардиром Преображенского полка. Он постоянно находился рядом с Петром, участвовал в Азовских походах 1695-1696 гг., в Великом посольстве 1697-1698 гг. в Западную Европу, в Северной войне 1720-1721 гг.
В 1703 г. вместе с Петром I Меншиков участвовал во взятии Ниеншанца и командовал отрядом из 30 лодок, за что получил орден Св. Андрея Первозванного. Петр I назначил Меншикова губернатором Ингерманландии (позднее – С.-Петербургской губернии). Он руководил строительством Петербурга и Кронштадта. С 1705 г. командовал русской кавалерией, с июня 1706 г. – командующий действующей армией. Одержал ряд побед над шведами: при Калише (октябрь 1706 г.), при Лесной (сентябрь 1708 г.).
В 1707 г. Петр I пожаловал Меншикову звание светлейшего князя. В ноябре 1708 г. захватил Батурин – столицу гетмана-изгнанника И. Мазепы. В Полтавском сражении 27 июня 1709 г. командовал авангардом и левым флангом русских войск, проявил необычайную отвагу и полководческие дарования и обеспечил победу. После сражения у Переволочны он вынудил сдаться в плен остатки шведских войск. После Полтавского сражения Меншиков был произведен в генерал-фельдмаршалы. В 1711 г., во время Прутского похода Петра I, оставался в Петербурге в качестве наместника, возглавлял деятельность правительства. С 1714 г. Меншиков управлял отвоеванными у шведов Ингерманландией, Ижорской землей и Прибалтикой. В декабре 1717 г. Меншиков стал сенатором. Он участвовал в следствии и суде над царевичем Алексеем Петровичем. С 1718 г. – президент Военной коллегии, с 1721 г. – вице-адмирал.
Меншиков располагал неограниченным доверием Петра I, он приобрел огромное влияние на государственные дела. Пользуясь своим положением, присваивал себе казенные средства и частные имения. С 1714 г. Меншиков почти постоянно находился под следствием за многочисленные хищения, но Петр I прощал своего любимца и заставлял возвращать в казну часть украденных им денег. Но в 1724 г. император все же уволил Меншикова с постов президента Военной коллегии и петербургского губернатора.
После смерти Петра I в 1725 г. Меншиков с помощью гвардии возвел на престол его вдову Екатерину Алексеевну и стал фактическим правителем страны. В 1726-1727 гг. возглавлял созданный им Верховный тайный совет. В мае 1727 г. накануне смерти Екатерины I убедил ее назначить наследником престола Петра Алексеевича, внука Петра I. Ему удалось добиться обручения своей 15-летней дочери Марии с 12-летним императором Петром II. Меншиков был на вершине могущества и даже получил высший военный чин генералиссимуса. Но ему не удалось пресечь влияния князей Долгоруковых и Голицыных на юного Петра II, которого он озлобил своим высокомерием и деспотичным обращением.
В сентябре 1727 г. по настоянию Долгоруковых Меншикова арестовали, а затем выслали из Петербурга. Его обвинили в государственной измене в пользу Швеции и хищениях. По решению Верховного тайного совета его лишили всех чинов и орденов, княжеского достоинства и в апреле 1728 г. вместе с семьей сослали в сибирский город Березов. Имущество Меншикова (90 тыс. крепостных, города Ораниенбаум, Ям, Копорье, Ранненбург, Батурин, имения в России, Польше, Австрии, Пруссии, 14 млн. руб. и др.) было конфисковано.
В Сибири он жил жизнью крестьянина в построенном им доме и никогда ни на что не жаловался. Умер в Березове, там его и похоронили.
А. С. Меншиков оставался неграмотным до конца своей жизни, однако владел огромной библиотекой, опись которой сохранилась до наших дней. В 1714 г. его избрали членом Британского королевского общества (Академии наук).
Школьная энциклопедия. Москва, «ОЛМА-ПРЕСС Образование». 2003 год.
* * *
Нагибаясь в дверях, как бык, Данила Меньшиков вернулся к столу. Сопя, налил чарки. Щепотью захватил редьки.
- Ты, поп, писание читал, ты знать должен, - загудел он, - сын у меня от рук отбился... Заворовался вконец, сучий выкидыш. Убить мне, что ли, его? Как по писанию-то? А?
Поп Филька ответил степенно:
- По писанию будет так: казни сына от юности его, и покоит тя на старость твою. И не ослабляй, бия младенца; аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здоровее будет; учащай ему раны - бо душу избавляеши от смерти...
Алексей Толстой. «Пётр Первый».
* * *
- Вот пироги подовые, медовые, полденьги пара, прямо с жара, - звонко кричал Алексашка, поглядывая на прохожих. - Вот, налетай, расхватывай! Видя стоявших кучкой стрельцов, он приговаривал, приплясывая: - Вот, налетай, пироги царские, боярские, в Кремле покупали, да по шее мне дали, Нарышкины ели, животы заболели.
Стрельцы смеялись, расхватывали пироги.
Алексей Толстой. «Пётр Первый».
* * *
Алексашке много раз говорили люди: "Смотри, тебя отец по Москве давно ищет, грозится убить". Алексашка только сплевывал сквозь зубы на три сажени. И нежданно-негаданно - наскочил...
Всю старую Басманную пробежал Алексашка, - начало сводить ноги. Больше уже не оглядывался, - слышал: все ближе за спиной топали сапожищи, со свистом дышал Данила. Ну - конец! "Карауууул!" - пискливо закричал Алексашка...
В это время из проулка на Разгуляй, где стоял известный кабак, вывернула, покачиваясь, высокая карета. Два коня, запряженные гусем, шли крупной рысью. На переднем сидел верхом немец в чулках и широкополой шляпе. Алексашка сейчас же вильнул к задним колесам, повис на оси, вскарабкался на запятки кареты. Увидев это, Данила заревел: "Стой!" Но немец наотмашь стегнул его кнутом, и Данила, задыхаясь руганью, упал в грязь. Карета проехала.
Алексашка отдыхивался, сидя на запятках, - надо было уехать как можно дальше от этого места. За Покровскими воротами карета свернула на гладкую дорогу, пошла быстрее и скоро подъехала к высокому частоколу. От ворот отделился иноземный человек, спросил что-то. Из кареты высунулась голова, как у попа, - с длинными кудрями, но лицо - бритое. "Франц Лефорт", ответила голова. Ворота раскрылись, и Алексашка очутился на Кукуе, в немецкой слободе. Колеса шуршали по песку. Приветливый свет из окошек небольших домов падал на низенькие ограды, на подстриженные деревца, на стеклянные шары, стоявшие на столбах среди песчаных дорожек. В огородах перед домиками белели и чудно пахли цветы. Кое-где на лавках и на крылечках сидели немцы в вязаных колпаках, держали длинные трубки.
"Мать честная, вот живут чисто", - подумал Алексашка, вертя головой сзади кареты. В глазах зарябили огоньки. Проехали мимо четырехугольного пруда, - по краям его стояли круглые деревца в зеленых кадках, и между ними горели плошки, освещая несколько лодок, где, задрав верхние юбки, чтобы не мять их, сидели женщины с голыми по локоть руками, с открытой грудью, в шляпах с перьями, смеялись и пели. Здесь же, под ветряной мельницей, у освещенной двери аустерии, или по-нашему - кабака, плясали, сцепившись парами, девки с мужиками.
Повсюду ходили мушкетеры, - в Кремле суровые и молчаливые, здесь - в расстегнутых кафтанах, без оружия, под руку друг с другом, распевали песни, хохотали - без злобы, мирно. Все было мирное здесь, приветливое: будто и не на земле, - глаза в пору протереть.
Вдруг въехали на широкий двор, посреди его из круглого озерца била вода. В глубине виднелся выкрашенный под кирпич дом с прилепленными к нему белыми столбами. Карета остановилась. Человек с длинными волосами вылез из нее и увидел соскочившего с запяток Алексашку.
Алексей Толстой. «Пётр Первый».
* * *
А. Прохоров.
«Царь Пётр в присутствии князя Меншикова возвращает шпагу пленённому в битве под Полтавой фельдмаршалу Реншильду».
Алексашка Меньшиков, как попал в ту ночь к Петру в опочивальню, так и остался. Ловок был, бес, проворен, угадывал мысли: только кудри отлетали, - повернется, кинется и - сделано. Непонятно, когда спал, - проведет ладонью по роже и, как вымытый, - весел, ясноглазый, смешливый. Ростом почти с Петра, но шире в плечах, тонок в поясе. Куда Петр, туда и он. Бить ли на барабане, стрелять из мушкета, рубить саблей хворостину, - ему нипочем. Начнет потешать - умора; как медведь полез в дупло за медом, да напоролся на пчел, или как поп пугает купчиху, чтоб позвала служить обедню, или как поругались два заики... Петр от смеха плакал, глядя - ну, прямо - влюбленно на Алексашку. Поначалу все думали, что быть ему царским шутом. Но он метил выше: все - шуточки, прибауточки, но иной раз соберутся генералы, инженеры, думают, как сделать то-то или то-то, уставятся в планы, Петр от нетерпения грызет заусенцы, - Алексашка уже тянется из-за чьего-нибудь плеча и - скороговоркой, чтобы не прогнали:
- Так это же надо вот как делать - проще простого.
- О-о-о-о-о-о! - скажут генералы.
У Петра вспыхнут глаза.
- Верно!
Раздобыть ли надо чего-нибудь, - Алексашка брал денег и верхом летел в Москву, через плетни, огороды, и доставал нужное, как из-под земли. Потом, подавая Никите Зотову (ведающему Потешным приказом) счетик, - степенно вздыхал, подшмыгивая, помаргивая: "Уж что-что, а уж тут на грош обману нет..."
- Алексашка, Алексашка, - качал головой Зотов, - да видано ли сие, чтоб за еловые жерди плачено по три алтына? Им красная цена - алтын... Ах, Алексашка...
- Не наспех, так и - алтын, а тут - дорого, что наспех. Быстро я с жердями обернулся, вот что дорого, - чтобы Петра Алексеевича нам не томить...
- Ох, повесят тебя когда-нибудь за твое воровство.
- Господи, да что вы, за что напрасно обижаете, Никита Моисеич... отвернув морду, нашмыгав слезы из синих глаз, Алексашка говорил такие жалостные слова.
Зотов, бывало, махнет на него пером:
- Ну, ладно, иди... На этот раз поверю, - смотри-и...
Алексашку произвели в денщики. Лефорт похваливал его Петру: "Мальчишка пойдет далеко, предан, как пес, умен, как бес". Алексашка постоянно бегал к Лефорту в слободу и ни разу не возвращался без подарка. Подарки он любил жадно, - чем бы ни одаривали. Носил Лефортовы кафтаны и шляпы. Первый из русских заказал в слободе парик - огромный, рыжий, как огонь, - надевал его по праздникам. Брил губу и щеки, пудрился. Кое-кто из челяди начал уже величать его Александром Данилычем.
Алексей Толстой. «Пётр Первый».
* * *
Григорий Семёнович Мусикийский.
«Портрет светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова».
Миниатюра на эмали.
1709-1710.
- Быть пьяному синклиту нерушимо! - Петр приказал Никите Зотову писать указ: "От сего дня всем пьяницам и сумасбродам сходиться в воскресенье, соборно славить греческих богов". Лефорт предложил сходиться у него. С этого так и повелось. Зотов, самый горчайший, был пожалован званием архипастыря и флягой с цепью - на шею. Алексашку, во всем безобразии, сажали на бочку с пивом, и он пел такие песни, что у всех кишки лопались от смеху.
Алексей Толстой. «Пётр Первый».
* * *
Неизвестный художник.
«А. Д. Меншиков».
1710-е.
4 ноября пришло к нему в Петербург письмо Меншикова, сообщавшее о блестящей победе, одержанной им над шведским генералом Мардефельдом под Калишем. Шведы занимали малодоступную позицию среди рек и болот. Русские отважно напали на них, и после трехчасового жестокого боя разгромили совершенно, выбив из строя до 6 тысяч человек. "Не в похвалу доношу, -- писал царю Меншиков, -- такая сия прежде небывалая баталия была, что радостно было смотреть, как с обеих сторон регулярно бились, и зело чудесно видеть, как все поле мертвыми телами устлано" {То есть правильно, согласно с правилами военного искусства.}. Жестокие нравы века допускали такие выражения... Но Петр имел основания торжествовать: битва под Калишем, где обе стороны "зело регулярно" действовали, восстанавливала равновесие между учениками и учителями, и как бы предзнаменовала полтавскую победу. Царь решил отпраздновать радостное известие со всей торжественностью: после молебствия три раза палили из пушек, и затем в доме Меншикова дан был трехдневный пир. Виновника победы Петр теперь иначе не называл, как Herzenskind -- дитя моего сердца.
В. Г. Авсеенко. «История города Санкт-Петербурга в лицах и картинках».
* * *
23 ноября, в день именин Меншикова, возведенного за калишскую победу в княжеское достоинство, Петербург в первый раз увидал фейерверк и иллюминацию. На четырех улицах, выходивших к крепости, расставлены были транспаранты с соответствующими изображениями и надписями.
В. Г. Авсеенко. «История города Санкт-Петербурга в лицах и картинках».
* * *
Неизвестный художник.
«Портрет А. Д. Меншикова».
XVIII век.
Царь снаряжал Меншикова на Волынь с кавалериею, а Мазепе указывал в случае нужды содействовать Меншикову и исполнять то, что последний прикажет. Эта предполагавшаяся тогда экспедиция не состоялась, потому что Карл повернул из Польши не в Украину, а в Саксонию, но Мазепа принял царский указ себе в бесчестие. «Вот, — говорит он близким своим, — вот какое награждение мне при старости за многолетнюю верную службу! Велят быть под командою Меншикова! Не жалостно было бы, если б меня отдали под команду Шереметева или иного какого-нибудь великоименитого и от предков заслуженного человека!»
Шляхетская гордость человека, бывшего в юности «покоевым» польского короля, топорщилась при мысли находиться под командою того, кто в детстве в Москве торговал пирогами. Впрочем, была еще причина недовольства Мазепы против Меншикова. Мазепа сватал сестру Меншикова за племянника своего Войнаровского. Александр Данилович сначала обещал, а потом отрекся от своего обещания. Орлик сообщает, будто Меншиков отвечал Мазепе, что на его сестре сам царь думает жениться. Как бы то ни было, но по наружности Мазепа и Меншиков казались добрыми приятелями.
Н. Костомаров. «Мазепа».
* * *
А. Д. Меншиков.
С царской дубинкой близко знаком был и светлейший князь Меншиков, даже, пожалуй, ближе других сподвижников Петра. Этот даровитый делец занимал совершенно исключительное положение в кругу сотрудников преобразователя. Человек темного происхождения, «породы самой низкой, ниже шляхетства», по выражению князя Б. Куракина, едва умевший расписаться в получении жалованья и нарисовать свое имя и фамилию, почти сверстник Петра, сотоварищ его воинских потех в Преображенском и корабельных занятий на голландских верфях, Меншиков, по отзыву того же Куракина, в милости у царя «до такого градуса взошел, что все государство правил, почитай, и был такой сильный фаворит, что разве в римских гисториях находят». Он отлично знал царя, быстро схватывал его мысли, исполнял самые разнообразные его поручения, даже по инженерной части, которой совсем не понимал, был чем-то вроде главного начальника его штаба, успешно, иногда с блеском, командовал в боях. Смелый, ловкий и самоуверенный, он пользовался полным доверием царя и беспримерными полномочиями, отменял распоряжения его фельдмаршалов, не боялся противоречить ему самому и оказал Петру услуги, которых он никогда не забывал. Но никто из сотрудников не огорчал его больше, чем этот «мейн липсте фринт» (мой любимый друг) или «мейн герцбрудер» (мой сердечный брат), как называл его Петр в письмах к нему. Данилыч любил деньги, и ему нужно было много денег. Сохранились счета, по которым с конца 1709 по 1711 г. он издержал лично на себя 45 тыс. руб., т. е. около 400 тыс. на наши деньги. И он не стеснялся в средствах добывать деньги, как показывают известия о его многочисленных злоупотреблениях. Бедный преображенский сержант впоследствии имел состояние, которое современники определяли в 150 тыс. руб. поземельного дохода (около 1 300 тыс. на наши деньги), не считая драгоценных каменьев на 1 1/2 млн руб. (около 13 млн) и многомиллионных вкладов в заграничных банках. Петр не был скуп для заслуженного любимца. Но такое богатство едва ли могло составиться из одних царских щедрот да из барышей Беломорской компании моржового промысла, в которой князь состоял пайщиком.
«Зело прошу, – писал ему Петр в 1711 г. по поводу его мелких хищений в Польше, – зело прошу, чтобы вы такими малыми прибытками не потеряли своей славы и кредита». Меншиков и старался исполнить эту просьбу царя, только уж слишком буквально: избегал «малых прибытков», предпочитая им большие.
Через несколько лет следственная комиссия по делу о злоупотреблениях князя сделала на него начет более 1 млн руб. (около 10 млн на наши деньги). Петр сложил значительную часть этого начета. Но такая нечистота на руку выводила его из терпения. Царь предостерегал князя: «Не забывай, кто ты был и из чего сделал я тебя тем, каков ты теперь». В конце своей жизни, прощая ему новые вскрывшиеся хищения, он говорил всегдашней его заступнице, императрице: «Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила его мать, и в плутовстве скончает живот свой; если не исправится, быть ему без головы». Кроме заслуг, чистосердечного раскаяния и ходатайства Екатерины, в таких случаях выручала Меншикова из беды и царская дубинка, покрывавшая забвением грех наказанного.
Василий Осипович Ключевский. «Пётр Великий».
* * *
Г. А. Афанасьев.
«Александр Данилович Меньшиков».
Начало XIX века.
Сам обличитель Сената, тоже сенатор, и здесь шел впереди своей братии. Беспримерно обогащенный Петром, этот темного происхождения человек стал виртуозом хищений. Петр усовещевал любимца, бивал дубинкой, грозил, и все напрасно. Меншиков окружил себя шайкой чиновных хищников, обогащавшихся и обогащавших своего патрона на счет казны. Из них петербургского вице-губернатора Корсакова и двух сенаторов, князя Волконского и Опухтина, публично высекли кнутом. Меншикова спасали от жестокой расправы давняя дружба Петра и неизменная заступница Екатерина, ему же и обязанная своей карьерой. Однажды Петр, выведенный из себя проделками любимца, сказал ходатайствовавшей за него Екатерине: «Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила его мать и в плутовстве скончает живот свой, и если не исправится, быть ему без головы». Состояние Меншикова исчисляли десятками миллионов рублей на наши деньги. Под таким высоким покровительством, шедшим с высоты Сената, казнокрадство и взяточничество достигли размеров, небывалых прежде, — разве только после — и Петр терялся в догадках, как изловить казенные деньги, «которые по зарукавьям идут». Раз, слушая в Сенате доклады о хищениях, он вышел из себя и сгоряча тотчас велел обнародовать именной указ, гласивший, что, если кто украдет у казны лишь столько, чтобы купить веревку, будет на ней повешен. Генерал-прокурор Ягужинский, око государево при Сенате, возразил Петру: «Разве, ваше величество, хотите остаться императором один, без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее, чем другой». Петр рассмеялся и не издал указа. В последний год жизни Петр особенно внимательно следил за следственными делами о казнокрадстве и назначил для этого особую комиссию. Рассказывали, что обер-фискал Мякинин, докладывавший эти дела, однажды спросил царя: «Обрубать ли только сучья, или положить топор на самые корни?» — «Руби все дотла», — отвечал Петр, так что, добавляет повествователь-современник иноземец Фоккеродт, живший тогда в Петербурге, если бы царь прожил еще несколько месяцев, мир услыхал бы о многих и великих казнях.
Василий Осипович Ключевский. «Курс русской истории».
* * *
«Светлейший князь А. Д. Меншиков».
Самые крупные землевладельческие состояния XVIII в. созданы были путем пожалования. Князь Меншиков, сын придворного дворцового конюха, по смерти Петра имел состояние, простиравшееся, по рассказам, до 100 тыс. душ.
Василий Осипович Ключевский. «Курс русской истории».
* * *
А. И. Ростовцев.
«Дворец А. Д. Меншикова в Санкт-Петербурге».
1716.
Тем не менее, некоторые даже из приближенных к Петру лиц жили с чрезвычайной для того времени роскошью. Первый пример в этом отношении подавал главный любимец царя, Меншиков. О нем здесь кстати будет сказать несколько слов, так как личность его -- одна из самых замечательных среди сподвижников Петра. Он был весьма незнатного происхождения, и по преданию, мальчиком торговал в Москве пирогами, потом находился в услужении у швейцарца Лефорта, а затем попал в Преображенский полк. Петр взял его к себе в денщики, и с этих пор начинается его быстрое возвышение. Неученый, малограмотный, но чрезвычайно сметливый и способный, молодой денщик полюбился царю своей расторопностью, преданностью и умением понять и оценить намерения великого преобразователя. Война со шведами дала Меншикову возможность обнаружить и военные дарования. Осыпанный наградами, любимец царя еще в молодых годах возведен был в княжеское достоинство и достиг звания фельдмаршала. Он был почти неразлучен с Петром, и являлся неизменным исполнителем самых трудных его замыслов. За заслуги и дарования царь прощал ему многие провинности. Меншиков любил пышность и почет. Дом его с самого основания Петербурга был лучшим по обширности и внутренней отделке, так что Петр, до постройки дворца на левом берегу Невы, принимал в нем иностранных послов. У Меншикова был собственный придворный штат, состоявший из камергеров, камер-юнкеров и пажей. На обедах у него подавали до 200 блюд, и кухней распоряжались выписанные из Парижа повара. Парадные выезды Меншикова отличались царственной пышностью. Впереди шли скороходы, музыканты и пажи; затем двигалась великолепная карета заграничной работы, с золотой княжеской короной наверху и гербами на дверцах, запряженная шестерней богато убранных лошадей цугом. Верховые гайдуки в форме драгун собственного полка князя замыкали выезд. Немудрено, что народ собирался на улицах толпами, чтобы полюбоваться таким зрелищем.
По смерти Петра Меншиков еще некоторое время оставался в силе. Партия его, склонив на свою сторону гвардию, несмотря на сильную оппозицию при дворе, добилась провозглашения Екатерины Алексеевны императрицей. Безграничное влияние, которое и прежде имел на малообразованную, неспособную к самостоятельным поступкам вдову государя, позволило ему теперь стать истинным правителем огромной Российской империи.
Достигнув, казалось бы, предела возможного, он уже просто не имел сил удержаться от все новых и все более рискованных авантюр. Не зря видавший виды царедворец, датский посол Юст Юль, назвал его "во всем, что относится до почестей и наживы, ненасытнейшим из существ, когда-либо рожденных". В последние годы Меншикову особенно не давало покоя то чисто моральное превосходство, которое имели перед ним представители старинных боярских родов. Наследника престола, юного Петра Алексеевича, он ухитрился обручить со своей дочерью Марьей -- прежде на Руси о подобной чести могли мечтать лишь "изстаринные природные дети боярские". Но этою было мало его ущемленному самолюбию: уже не чести ищет он среди последних, но любви и поклонения. Не было вернее способа возвыситься при дворе Екатерины I, чем убедить временщика в самом искреннем к нему расположении.
Однако князь Алексей Долгорукий, также имевший смелые мечты и дочь на выданье, сумел не только войти в доверие юного императора, но и восстановить его против светлейшего князя. После недолгой борьбы над головой Александра Даниловича разразилась, наконец, гроза: опозоренный, лишенный всех чинов, всего своего громадного состояния, осенью 1727 года со всем своим семейством он был отправлен в ссылку в Сибирь. Сбылось предсказание Петра I, однажды с грустью заметившего: "Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила мать его, и в плутовстве скончает живот свой, и если он не исправится, то быть ему без головы..."
Умер Александр Меншиков в 1729 году в городе Березове, семейство же его двумя годами позже было помиловано императрицей Анной Иоанновной, и вернулось в столицу.
В. Г. Авсеенко. «История города Санкт-Петербурга в лицах и картинках».
* * *
Светлана Киселёва.
«Конфликт Петра I и А. Д. Меншикова. За воровство.»
1997.
Вслед за тем Меншиков, бывший до того сильным, что сенаторы, вздумавшие сопротивляться его воле, подвергались опасности потерять жизнь, принужден был, по делу о незаконном присвоении земель и людей к своему владению в Малороссии, повиниться перед Петром и просить «милостивого прощения и отеческого рассуждения». «Он в беззаконии зачат, во грехах родился и в плутовстве скончает живот свой», - сказал о Меншикове Петр, однако простил его и опять ездил к нему обедать и пировать.
Н. И. Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Санкт-Петербург, «Весь». 2005 год.
* * *
При общем бесправии внизу и произволе наверху робкие люди не пускали в оборот своих сбережений: крестьяне и рядовые промышленные люди прятали их в землю от помещиков, от податных и таможенных сборщиков, а дворяне по ходячему тогда между ними правилу стричь своих крестьян догола, как овец, не желая колоть глаза другим столь благоприобретаемыми избытками, запирали свое золото в ларцы или, кто поумнее, отправляли его в лондонские, венецианские и амстердамские банки. Так свидетельствуют современники Петра, прибавляя, что сам князь Меншиков держал в Лондоне на вкладе не один миллион.
Н. И. Костомаров. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Санкт-Петербург, «Весь». 2005 год.
* * *
Василий Иванович Суриков.
«Голова Меншикова в профиль. Нижняя часть лица.».
1882.
Кухарка у власти
Царь-шкипер умер, но корабль должен был идти дальше. И с первых минут на опустевшем капитанском мостике поднялась суматоха - «птенцы» делили власть. Две крупные личности претендовали на первенство. Конечно, первым выступал Александр Данилович Меншиков - ближайший сподвижник Петра, долгие годы его любимец и фаворит. Он сыграл решающую роль при восшествии Екатерины на престол и теперь хотел получить для себя все сполна: власть, почет, деньги, титулы и звания. Смерть царя избавила светлейшего от страха наказания за многочисленные проступки и воровство. Он был свободен! И тотчас же вылезли те черты его натуры, которые он пытался прятать, правда, тщетно, при жизни сурового царя: жадность, безмерное честолюбие, хамская уверенность в своем праве сильного подавлять других и оставаться при этом безнаказанным.
Но в окружении Екатерины были люди, которые хотя и безуспешно, но все же оказывали светлейшему сопротивление. Одним из них был Павел Иванович Ягужинский - генерал-прокурор Сената. Человек несдержанный, слабо контролировавший себя, он был привержен к рюмке и публичным разоблачениям как общественных недостатков, так и личных пороков окружающих. В руки генерал-прокурора, как фактического руководителя Сената, попадало немало документов, позволявших делать выводы о неблаговидных деяниях светлейшего, и Ягужинский вываливал все это у подножия трона. Безобразные ссоры Меншикова с Ягужинским доставляли удовольствие камарилье и огорчение царице, журившей то одного, то другого.
За склоками «первейших» внимательно наблюдал Петр Андреевич Толстой. Видавший столько всего хорошего и плохого на своем долгом веку, верный слуга царя, начальник Тайной канцелярии, он вел свою тонкую политику, стремясь приучить царицу советоваться только с ним. Его обстоятельные, хитроумные доклады порой завораживали императрицу, а порой нагоняли на нее сон. Все остальные «принципалы» - канцлер Гаврила Иванович Головкин, генерал-адмирал президент Адмиралтейской коллегии Федор Матвеевич Апраксин, генерал-фельдцейхмейстер Яков Виллимович Брюс - оставались статистами, отдыхая после тридцатилетнего сражения за благо России, которое вел Петр Великий.
Несогласие вчерашних победителей усугублялось еще и тем, что сама Екатерина не устранялась от управления полностью, а пыталась, пусть и эпизодически, под влиянием чувств, оказывать воздействие на политику. К хорошему это не приводило.
Друзья до гробовой доски
Как уже говорилось, Екатерину и Меншикова связывала давняя дружба. Больше двадцати лет они были рядом, их дружба была надежней иной любви. Ее скрепляла общая судьба сына придворного конюха и лифляндской крестьянки. Вырвавшись благодаря особому расположению царя наверх из низов тогдашнего сословного общества, они крепко держались друг за друга, окруженные ненавистью и злобой тех, кого они оттеснили от власти, богатства, постели царя. И когда наступали трудные времена, Екатерина и Меншиков оставались верны этой дружбе, основанной на общем интересе и расчете. С самого начала Александр Данилович зорко оберегал отношения царя и его новой фаворитки, ревностно заботясь о том, чтобы Петр не вернулся к своей давней любовнице Анне Монс. Связь царя с Екатериной была выгодна Меншикову, и наоборот, их разрыв губителен для него: ведь возле Петра может появиться другая женщина, и, кто знает, будет ли она так же послушна светлейшему князю? Станет ли его заступницей в трудный час? А помощь Екатерины часто спасала Александра Даниловича. Ему, могущественнейшему и гордому вельможе, не раз приходилось испытывать страх и унижение, когда царь обнаруживал его жульничества и махинации. Ведь что греха таить - Меншиков был нахальным, бессовестным казнокрадом и вором, и когда призрак неминуемой опалы появлялся возле Алексашки, ему протягивала свою дружескую руку царица. Она могла найти такие слова, которые растопляли ледяную глыбу гнева царя, и он вновь прощал вороватого любимца. В эти минуты склонный к сентенциям и поучениям царь говаривал: «Ей, Меншиков в беззаконии зачат и в гресех родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы!» - «Исправится, исправится, батюшка!» - вероятно, отвечала царю Екатерина, зная, что гнев царский уже стих, и Данилыч и на этот раз спасен.
Будучи с царем за границей, Екатерина посылала Меншикову подарки, сопровождая добрыми и ласковыми письмами. И он платил Екатерине той же монетой, низко склоняя голову перед царицей, почтительно и точно исполняя ее высочайшую волю. В его верности, надежности Екатерине не приходилось сомневаться. Уезжая с Петром в дальние поездки и опасные походы, она оставляла Меншикову самое дорогое, что у нее было на земле, - дочек Аннушку и Лизаньку, а потом и сына Петрушу. И могла не волноваться - в богатом и уютном дворце светлейшего, в компании его дочерей, под присмотром его жены Дарьи и свояченицы Варвары дети всегда были окружены заботой и вниманием, и каждый раз, распечатывая письмо из Петербурга, Екатерина узнавала, что дети «во всяком добром и здравом пребывают состоянии». Поэтому кажется таким естественным, что в драматическую ночь смерти Петра Великого старый друг подсадил его вдову на высокий престол Романовых.
Меншиков начинает и выигрывает
Но не прошло и двух лет, как стало ясно, что российский трон вскоре вновь опустеет. Кто же тогда унаследует императорскую корону? Налицо был единственный реальный кандидат - великий князь, одиннадцатилетний Петр Алексеевич. Ему благоприятствовала традиция наследования русского престола по прямой мужской нисходящей линии от деда к отцу и далее - к внуку. На его стороне были и симпатии всех недовольных петровскими реформами, а таких, как показало царствование Екатерины I, было довольно много.
Тогда, в январе 1725 года, для огромной массы россиян, как громом небесным пораженных смертью Петра Великого, Екатерина - его наперсница, боевая подруга - казалась естественной продолжательницей великого Дела, оставленного царем посредине его грандиозного поприща. Как писал Людовику XV французский посланник Кампредон в феврале 1725 года, солдаты со слезами говорили друг другу: «Мы потеряли нашего Отца, но у нас есть еще наша Мать». И в тот момент с ней не мог сравниться девятилетний мальчик - великий князь. Но с той поры утекло уже много воды, великий князь подрос, у него нашлось много сторонников, и теперь, весной 1727 года, его уже нельзя было запихнуть на будущих похоронах царицы на шестое место в траурной процессии, как это случилось весной 1725 года во время похорон Петра Великого. Тогда эта унижающая великую кровь деталь бросилась в глаза многим из присутствующих.
Взвесив все эти обстоятельства, Меншиков начал свою решительную, головоломную партию, сделав ставку на великого князя. Известно, что Александр Данилович был заядлым любителем шахмат и в тиши своего Орехового кабинета любил сыграть со своими гостями партию-другую на янтарной доске - полюбуйтесь, подарок прусского короля! Теперь пришел час самой важной партии, где фигурами были живые люди. Смысл ее сводился к тому, чтобы не только сделать необходимую рокировку и защитить своего короля, но и быстро провести свою скромную пешку на самую верхнюю вражескую горизонталь, сделать ее ферзем и тем самым решить исход всей партии в свою пользу.
Этой пешкой - будущим ферзем - должна была стать старшая дочь светлейшего пятнадцатилетняя Маша. Меншиков решил устроить ее «супружественное дело» с великим князем Петром. Есть свидетельства того, что мысль эту Александру Даниловичу внушил австрийский посланник в Петербурге граф Рабутин. Его слово много значило для Меншикова - ведь Петр Алексеевич приходился австрийской императрице Елизавете племянником. Поддержка Австрии в этом вопросе была чрезвычайно важна для светлейшего. Впрочем, Рабутин мог дать лишь толчок ходу мыслей Александра Даниловича - ведь брачные комбинации в те времена были известным приемом политической борьбы, и над ними постоянно ломали голову при всех европейских дворах. По этому проторенному пути пошел и Меншиков. Согласие императрицы на брак великого князя с Марией Александровной было получено довольно быстро, для чего Меншиков прибег к выгодному для него и Екатерины размену фигур.
Дело в том, что вдова Петра Великого даже на пороге смерти думала больше об удовольствиях и мальчиках, нежели о спасении души. И один такой мальчик ей нравился давно. Он появлялся в обществе вместе с княжной Марией Меншиковой и с весны 1726 года считался ее женихом. Это был польский аристократ граф Петр Сапега - молодой, изящный, красивый. Меншиков заметил, что императрица весьма благосклонно посматривает на него. Это и решило дело. Как-то раз Александр Данилович отправился к Екатерине и они о чем-то долго говорили. Вернувшись домой, светлейший запретил Марии видеться с женихом, а сам Сапега был взят ко двору. Мы не знаем, о чем говорили фельдмаршал и императрица. Может быть, хитрец Меншиков просил разрешить брак его младшей дочери Александры и одиннадцатилетнего великого князя. Можно представить дальнейший разговор этих людей, понимавших друг друга с полуслова. «А почему Александра, а не Марья?» - «Марья ведь обручена с Сапегой». - «Ну и что?» Данилыч согласно кивнул: «Договорились».
Собственно, о примерно таком возможном разговоре и пишет весьма осведомленный датский посланник Вестфален: «Государыня прямо отняла Сапегу у князя и сделала своим фаворитом. Это дало Меншикову право заговорить с государыней о другой приличной партии для своей дочери - с молодым царевичем. Царица была во многом обязана Меншикову - он был старый друг ее сердца». Это он представил ее - простую служанку - Петру, «затем немало содействовал решению государя признать ее супругой». Не могла же Марта отказать Алексашке!
Камень в кармане
Хитрый план Меншикова очень не понравился его товарищам по «партии». Светлейший, добиваясь брака своей дочери с будущим наследником престола, бросал на произвол судьбы тех, с кем он победил при воцарении Екатерины в 1725 году. Особенно обеспокоился граф Петр Андреевич Толстой. В руках начальника Тайной канцелярии были многие потайные нити власти, и вот одна из них задергалась и натянулась - Толстой почувствовал опасность. Приход к власти Петра II означал бы для него - неумолимого следователя и палача царевича Алексея - конец карьеры, а возможно, и жизни. Тревожились за свое будущее и другие «птенцы гнезда Петрова» - генерал Иван Бутурлин, приведший ко дворцу гвардейцев в памятную январскую ночь 1725 года, генерал-полицмейстер Петербурга Антон Девьер, обер-прокурор Сената Григорий Скорняков-Писарев. Они ясно видели, что, выдавая свою дочь за великого князя, соединяясь с «боярами», светлейший их предает.
Толстой, герцог Голштинский, его невеста цесаревна Анна Петровна и другие пытались убедить Екатерину отказать Меншикову и передать престол Елизавете. Но императрица была непреклонна, да и сам Александр Данилович не сидел сложа руки.
Он действовал, и притом очень решительно. Как-то в разговоре с французским посланником Ж.-Ж. Кампредоном он разоткровенничался: «Петр Андреевич Толстой во всех отношениях человек очень ловкий, во всяком случае, имея дело с ним, не мешает держать добрый камень в кармане, чтобы разбить ему зубы, если бы он вздумал кусаться». Но все же у Александра Даниловича руки были коротки, чтобы сразу пустить этот камень в ход. Сначала нужно было сплести прочную сеть. И светлейший сумел это сделать.
Как-то, выйдя из апартаментов Екатерины, он приказал ее именем арестовать своего шурина Девьера, который позволил себе неблаговидные высказывания в адрес светлейшего. Тотчас нарядили следственную комиссию из послушных Меншикову людей. Девьера потащили в застенки, пытали, и он выдал своих «сообщников», среди которых фигурировал и Толстой. Цель была достигнута, старый лис попался: он был арестован. Допросы начались 26 апреля 1727 года, а уже 6 мая Меншиков доложил императрице об успешном раскрытии «заговора мятежников». И в тот же день - за несколько часов до смерти - Екатерина подписала подготовленный светлейшим указ о лишении «заговорщиков» чинов, званий, имущества, наказании их кнутом и ссылке в дальние края.
Меншиков торжествовал победу. Но тогда, в мае 1727 года, он не знал, что это пиррова победа, что пройдет всего лишь четыре месяца - и судьба Толстого станет и его судьбой: оба они умрут в одном году - в 1729-м, Толстой - в каземате Соловецкого монастыря, а Меншиков - в Березове, в глухой сибирской ссылке.
Евгений Анисимов. «Женщины на российском престоле».
* * *
Василий Иванович Суриков.
«Меншиков в Берёзове».
Василий Иванович Суриков.
«Меншиков в Березове».
1883.
Василий Иванович Суриков.
«Старшая дочь Меншикова».
1882.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
